Босая, нежная до прозрачности Кейт Мосс с героиновымиглазами, вполоборота смотрит на зрителя, а зритель смотрит на остро торчащийсосок ее правой грудки, на длинные («обезьяньи», сказал бы Гумберт Г.), пальцы ног, на припухшие губы, и совсем не смотрит на болтающиеся у Кейтна бедрах джинсы от CK.Перенос срабатывает, как срабатывал с самого начала восьмидесятых годов, когдана волне зарождающегося порношика марка отказалась от типичных приемов рекламыджинсов ковбои, лошади, тяжеловесные люди, занятые тяжелой работой, и стала строить свои принты на несколько однообразном, но магическом,как оказалось, приеме: джинсы на голое тело и разнополые модели, утомленные толькочто завершившимся эротическим сеансом. Примерно через пару лет после началазапуска серии? кампаний CКJeans стриптизерши стали выходить на подиум в джинсах и снимать их последними. Джинсы превратились в эротический костюм.
Вопросы формального определения предмета, о котором пойдетречь ниже, стали для автора самой неприятной частью работы над статьей. Почтилюбой собеседник, с которым автор обсуждал начатую работу, немедленно требовалстрого определиться с тем, что именно мы, в целях плодотворного веденияразговора, будем считать «современным эротическим костюмом». В результатеполугода мучительных попыток составить ряд сколько-нибудь успешныхсложносочиненных предложений по данному поводу, автор пришел к решению сделатьданный вопрос (а не ответ на него) одним из основных предметов обсуждения вэтой статье. И, конечно, все высказывания, сделанные автором ниже, относятся кусловно-обобщенной и широко понимаемой «западной» культуре в том смысле, вкотором мы определяем ее, противопоставляя так же условно понятой «восточной»культуре, где отношение к костюму как таковому принципиально отличается отнашего.
Что в современном конструкте сексуальности диктует нам тоили иное отношение к одежде? Что в наших костюмных предпочтениях самого разногорода обусловлено этим конструктом, а что нашими нехитрыми инстинктами(если, конечно, от них еще что-нибудь осталось)? Почему мы животное, возбуждаемое видом голой самки в белых носочках (или даже в одном носке; пятифутов, без двух вершков и в одном носке[1]), или, наоборот, самки, одетой в выдубленную и окрашенную кожу другогоживотного? Еще интереснее: почему мы такие разные животные, почемуодних из нас привлекает белый носок, а других кожаный корсет? Ипочему, кстати, среди нас есть такие животные, которых вообще не интересует вэротическом смысле ни один элемент одежды, ни один аксессуар? Каким образом,при такой-то вариативности подходов к вопросу, мы сможем выделить некоторыйсамостоятельный предмет разговора, называемый «современным эротическим костюмом»?

Мне кажется резонным условиться о следующем: говоря«эротический костюм», мы будем далее подразумевать те элементы туалета (янамеренно использую такое округлое выражение), которыми люди пользуются вмоменты, окрашенные непосредственной сексуальной интенцией. Простыми словами:те элементы туалета, которые мы надеваем «в постель», не планируя немедленно захрапеть; те элементы туалета, вкоторых мы занимаемся сексом (или, по крайней мере, надеемся им заняться, разуж мы сподобились так вырядиться).
Такоеосторожное определение, очевидно, решает некоторые проблемы, но оставляетоткрытым вопрос о том, что считать «элементами туалета». Включать ли в этукатегорию пищевую пленку для обертывания, пользующуюся относительнойпопулярностью в BDSM[2]-среде, или пресловутые«несколько капель Chanel N5», которые «надевала» впостель светлой памяти Мерилин Монро[3]? И если включать  то как далеко мы оказываемся от вопроса о том, считать ли«эротическим костюмом» практики, связанные с модификациями самого тела, например, с интимнымистрижками («…украшайте цветами или стразами», советует мануал «Сексуальнаяигра» (Sex Play) известной секс-гуру ЭннХупер (Hooper 2006: стр.??))? С подкрашиванием сосков или гениталий? Наконец, с распусканием длинных волос (медленное стягивание резинки и маханиеголовой из стороны в сторону с опасной амплитудой, превращающие героинюнехитрого фильма из скромной учительницы в похотливую фурию, или скромное расплетание косички, свойственное простым смертным)?

Эротическийкостюм это отсутствие костюма, по смыслу совершеннопротивоположное наготе. Нагота подразумевает самостоятельность тела какобъекта, отмену маркировки, которую «наносит» на него любой костюм. Эротическийкостюм это предложение иной маркировки, иной «разметки» тела, так политическая картаместности заменяется, скажем, топографической: местность все та же, новосприятие ее иное, и, безусловно, прагматические применения такой картыоказываются иными по определению, как до этого оказались иными запросы, сделавшие такую карту необходимой.

Очевидная мысль о том, что само существование эротического костюма возможно лишьблагодаря работающему в каждом из нас механизму фетишизации, не требует лишнегораспространения, но предлагает несколько занимательных тем.
Так, в первую очередь, совершенно необходимо помнить, чторазговор о моде как таковой теряет всякий смысл без разговора о фетишах, ихконструировании и их легитимизации. Тут эротический костюм не уникален, уникальны, скорее, конкретныемеханизмы этих конструкций в применении к нему. Здесь, очевидно, будет уместнымкаламбур об «обнажении приема»: действительно, когда речь идет об эротическомкостюме, техники фетишизации очень часто теряют тонкость, интенции завуалированность (кстати, не любому фетишутакое обнажение приема идет на пользу: мы еще будем говорить о крайненеочевидной, в традиционном понимании, «эротичности» некоторых эротическихкостюмов, чьи обладатели не приходят в восторг от незамысловатойпрямолинейности ассортимента костюмных отделов в секс-шопах).
При рассмотрении эротического костюма (как темы и какнепосредственного объекта), безусловно, обнажаются механизмы зарождения ифункционирования фетишей в нашем сознании. Здесь, как нигде, легко наблюдатьтонкий баланс между запретным и дозволенным, без которого ни один змеиныйпозвонок не становится фетишем, а ни один предмет костюма  эротическим.Запретное и дозволенное смешиваются здесь в уникальных для каждого носителяпропорциях для достижения индивидуального эффекта, как при создании коктейлей Screwdriver и Drivescrewer[4]. Так, например, когда указатель на шкале смещен до предела в область«дозволенного», мы оперируем вызывающе провокативными костюмами, например, костюмом «проститутки» или «стриптизерши»; когда указатель смещен допредела в сторону «запретного», мы, в зависимости от персональных склонностей,имеем дело с костюмом «учительницы» или все с теми же белыми носочками. Чтобылучше проиллюстрировать эту идею, я бы предложила читателю превратить последнеевысказывание из Screwdriver-a в Drivescrewer, а именно поменять в нем местами слова «дозволенного» и «запретного». Мне видится, что такаяперемена мест слагаемых не изменит результата: все дело только в том, каккаждый из нас (в том числе читатель и автор) интерпретируют понятия«дозволенного» и «запретного» и взаимодействуют с ними в собственномсубъективном мире. В качестве дополнительного упражнения можно погонять бегунокпо шкале в ту или иную сторону, например, целенаправленно пытаясьполучить ту точку, в которой для экспериментатора располагается, скажем, костюммедсестры или русалки, если, конечно, эти костюмы вообще находятся впределах его индивидуального набора фетишей, табу и тотемов.

Особенности бытования эротического костюма представляютсобой, пожалуй, самую серьезную препону на пути всякого исследователя темы,поскольку это едва ли не единственная разновидность нашей одежды, которую мыфактически не можем наблюдать в ее нормальном жизненном цикле и, соответственно,фактически не можем делать достоверных высказываний о ее конечном употреблении.Наши представления о бытовании эротического костюма ограничены ровно так же,как наши представления о сексе. Источниками информации могут служить наш собственныйсубъективный опыт, ограниченные и не всегда заслуживающие полного довериярассказы наших личных знакомых, медиа в диапазоне от глянцевых журналов и книг домассового кино и порнографии, в лучшем случае секс-вечеринки и секс-клубы (что, некоторым образом, все-такиукладывается в понятие «личного опыта», пусть и с большей возможностьюнаблюдения за другими). Эротический костюм не увидишь на улице, его невозможнонаблюдать в гостях и в местах народных скоплений (за редкими приятнымиисключениями). В тех же ситуациях, когда нам предлагается смотреть на непринадлежащие непосредственно нам или нашим партнерам эротические костюмы(кино, журналы, магазины белья, секс-шопы, модные показы, порнофильмы и другиеварианты), сам дискурс представления темы, естественно, исключает всякоепредположение о подлинности представляемых нам сцен бытования даннойразновидности костюма. Систематизированные опросы, иногда проводимые ипубликуемые разными академическими и социологическими инстанциями, во-первых,оставляют некоторое сомнение в искренности отвечающих в силу чувствительноститемы, а во-вторых, естественно, сильно склоняют читателя к интерпретации иреинтерпретации, не решая при этом проблемы недостаточного непосредственногонаблюдения за предметом исследования. Возможно, лучший материал даютмаркетинговые исследования фирм-производителей, но, во-первых, получить доступ к этим материалампрактически невозможно, а во-вторых, и их достоверность, по собственному опытуавтора этой статьи в проведении таких опросов, всерьез оставляет желатьлучшего.

Таким образом, мы оказываемся в положении многих советскихамериканистов, которым редко доводилось наблюдать объект исследований внепосредственной близости. Личный же разговор об эротическом костюме,претендующий хоть на какую-то опосредованность высказывания, ставитсобеседников в позицию туристов из разных стран, встретившихся на чужойтерритории и с недоумением обсуждающих особенности своих национальных охот,демонстрируя друг другу удивительную способность людей зачастую использоватьодно и то же слово «охота» для обозначения едва соприкасающихся в смысловомплане понятий.

Если говорить окостюме как о непосредственном невербальном высказывании, которое делаетноситель в каждый момент времени, то эротический костюм оказывается уникальнымвысказыванием, сделанном на вполне уникальном языке. Ниже, когда речь пойдет онепосредственной структуре современного эротического костюма, это высказываниеможно будет рассмотреть в деталях; пока же имеет смысл остановиться на егообщих характеристиках.

Когда мынадеваем эротический костюм, наше «высказывание» приобретает невероятнуюпрямоту. Это один изредких примеров, когда мы «называем» вещи своими именами. Мы привыкли считыватькостюмные сообщения окружающих, в том числе, например, сообщения «Не трогайте меня» (минимумоткрытой кожи, капюшон, темные цвета), или сообщение «Флиртуйте со мной»(декольте и мини-юбка, или,наоборот, романтическое платье и наивные локоны), или сообщение I Mean Business, которое транслируется нам деловымкостюмом. Мы даже довольно неплохо считываем нюансы таких сообщений, в приведенном выше примере декольте имини-юбка подразумевают иные правила флирта, чем костюм заблудившейся пастушки.Но для того, чтобы представить себе степень прямоты высказывания, делаемого припомощи эротического костюма, нам надо вообразить бизнесмена, у которого налацкане пиджака болтается внушительных размеров табличка с текстом вроде: «Здравствуйте. Я рейдер. Я хочу, чтобы вы подробно рассказали мне о своем бизнесе, потомпожаловались мне на его слабые стороны (медленно), потом назвали мне контактываших доверенных лиц. Затем я положу руку вам на плечо, а вы положите передомной учредительные документы вашей компании и отвернетесь. Потом вы встанете начетвереньки, а дальше все пойдет своим путем». Эротический костюм делает «высказывание»именно таким, - он зачастую буквально описывает, что намерен делать егоноситель и каких ответных действий он ожидает от партнера. Об этом аспектеэротического костюма наверняка задумывался каждый человек, дошедший до описаниясовершенно закрытой ночной рубашки с круглой дырой посредине спереди в романеМаркеса «Сто лет одиночества»; об этом же аспекте наверняка задумывалисьсоздатели черных женских трусов с надписью Whip This[7], расположенной на ягодицах, или мужскихтрусов с изображением женской ладони в области паха. Дизайнер Ричард Росс прямоуказывает на требуемое действие, называя свое произведение tear-away bra[8]; бюстгальтер с круглыми вырезами,обнажающими соски, довольно внятно сообщает, к чему именно здесь необходимоприложить руку. Невербальный язык костюмного высказывания здесь зачастую (но,конечно, не всегда,  вспомнимпро Drivescrewer и Screwdriver) теряет свою рафинированность,избавляется от недоговорок, перестаетпользоваться эвфемизмами, и это ровно то, что происходит с нашим обычным, повседневным языком в момент, когда между нами и нашим партнером не остается ничего, кроме некоторыхэлементов эротического костюма.

Ужеупоминавшаяся книга «Сексуальная игра» настоятельно предлагает партнерам,ищущим сексуального разнообразия, использовать эротические костюмы в качествепредмета для игривой беседы. Поскольку предполагается, что читатель книги  гетеросексуальнаяженщина, автор предлагает ей задать своему мужчине семь вопросов о белье. Яприведу список полностью, его показательность кажется мне ценной:

«1.Опиши одним словом, какое белье ты бы хотел на мневидеть: игривое, непристойное, миленькое[9], гламурное, спортивное, блядское?
2. Тебе нравится смотреть на других или чтобы другие смотрелина тебя?
3. Если я разденусь для тебя что бы ты хотел увидеть уменя под одеждой?
4. Раздеваться для секса или одеваться для секса?
5. Если бы мы пошли на фетишистскую вечеринку какое белье мы бы надели?
6. Ты приходишь с работы, я жду тебя в постели, тымедленно поднимаешь одеяло, что на мне надето?
7. Если бы мы покупали белье вместе, где бы мы этоделали, в обычном универмаге, в магазине белья или на фетишистском веб-сайте?»

Этот мастерски составленный список ценен не только как метод возбудиться беседой передсексуальной игрой, и не только как метод узнать о вполне конкретных пожеланияхпартнера, но и как метод обсудить эротические фантазии, в том числе такие, к обсуждению которых многимпартнерам не слишком легко подступить (интерес к подчеркнуто доступнымженщинам, фетишизм, вуайеризм и стыдливость, свинг). Этот список являетсяотличной иллюстрацией одного из самых ценных качеств эротического костюма: егоспособности служить коммуникационным эквивалентом желания, неживой метафоройплотского вожделения. В приведенном примере наиболее чувствительные вопросыкоммуникации между сексуальными партнерами переведены на язык эротическогобелья, темы, позволяющей сохранятьдистанцию между собеседниками и предметом разговора, обходить острые углы исвести беседу к невинной теме, если кто-нибудь из участников разговораоткажется продвигаться вглубь небезопасной территории. Эротический костюм какпредлог для коммуникации позволяет так легко перейти с чулок на личности,поскольку в еще более явной манере, чем костюм повседневный, сообщает о том,какую идентичность в данный момент присваивает его носитель, кем оноказывается, сняв один слой одежды и продемонстрировав партнеру другой.Разговор об интересе к тем или иным элементам эротического костюма это разговор о тех сторонах личностипартнеров, к которым невозможно подобраться, не развязав галстук. Недаром Валечку, первую жену Гумберта Г., сразу насторожила «простая детская ночная сорочка», которую ему удалось украсть из платяного шкафа в сиротском доме.

Тело, облачаясь в эротический костюм, освобождается от одной личины, но надевает насебя иную, причем не менее сложную и изощренную. Практически при любой переменекостюма (и, кстати, при полном обнажении) мы меняем одно «я» на другое, и этуперемену ощущает, конечно, не только тот, кто «считывает» наше высказывание, нои мы сами, что гораздо важнее. Слово «образ» недаром используется в этойсвязи так часто: мы и «входим в образ», и «демонстрируем образ» окружающим.Когда мы меняем офисную униформу на вечернее платье, или вечернее платье на джинсы с водолазкой,или джинсы с водолазкой на офисную униформу, мы меняем одинсоциально-приемлемый, сравнительно отрефлексированный, относительно комфортныйи внутренне структурированный образ себя на другой; какие-то из этих образов мыносим с большим удовольствием, какие-то с меньшим.
Однакокогда мы меняем офисную униформу, или вечернее платье, или джинсы с водолазкойна кружевной корсет, трусы со шнуровкой и сапоги, доходящие до бедра, мынадеваем совершенно особую личину, свое «сексуальное «я»». Мы можем сменить ненавистныйофис на жизнь свободного художника и никогда больше не носить офисный костюм;мы можем отказаться от выхода в свет, если нам некомфортно в декольтированномплатье или стесняющем движения фраке; мы можем, таким образом, уклониться отмногих из своих социальных «я» и связанных с ними костюмов. Но наше сексуальное«я» остается с нами при любых обстоятельствах, и, как известно, даже стеми из нас (особенно с теми из нас), кто особенно яростно пытается от негоотстраниться. Надевая эротический костюм любого рода не гигиеничное белье, аименно эротической костюм, с его подтекстом и интенцией, даже если речь на делеидет о мужской майке и фланелевых трусах, мы надеваем своесексуальное «я», и, подойдя к зеркалу, оказываемся с ним лицом к лицу.

Естьли у этой игры соучастник? Действительно ли кто-то играет роль «прочих гостей»на этом маскараде, и насколько важна эта роль? В подавляющем большинстве случаевречь идет о единственном зрителе, непосредственном сексуальном партнере того, на когоданный костюм надет. Однако довольно значительное число женщин (и некотороевполне весомое число мужчин) рассматривают эротический костюм в первую очередькак метод построения собственной сексуальной идентичности, поднятия сексуальнойсамооценки и, не в последнюю очередь, аутоэротического стимулирования (как психологического,так зачастую и физиологического, о чем речь пойдет несколько позже).
Построениеидентичности (и собственного восприятия своей идентичности) путем надеваниякостюма вещь совершенно очевидная, но в ситуации с эротическим бельем или другимиэлементами эротического костюма есть занимательная особенность: ради этогосамоощущения, ради контакта с собственным сексуальным «я» мы зачастую носимэтот костюм, когда его никто не видит, и, скорее всего, не увидит, дома, под повседневнойодеждой, под строгими пиджаками и медицинскими халатами (настоящими; вбольнице; когда мы там действительно работаем). Безусловно, жизнь полнасюрпризов, нет-нет да и случится зритель у нашего секретного костюма, но очень значительночисло опрошенных мной отвечало, что покупает и носит «это» - для себя. Нередкособеседница или собеседник настоятельно подчеркивали, что партнеру, по ихмнению, довольно безразлично, что именно на них надето, «да и вообще», как уточнил один из участников опроса, «темно же». Но недаромуже цитировавшаяся здесь Энн Хупер заверяет своих читательниц: «Наденьтесексуальный костюм – и, возможно, вы обнаружите, что безо всякого труда ведетесебя как сирена, как соблазнительница» (англ. The moment you put on a sexycostume, you may find yourself effortlessly acting as a siren or a seducer) (Hooper 2006: стр.???). Самым важным в этой цитатемне видится слово may. Оно дает читательнице надежду: попробуй облачить вновый наряд не свое обычное «я», а свое сексуальное «я» и, возможно, произойдет подлинное перевоплощение, возможно,второе действительно заступит на место первого и окружающие, пусть и не знаяподлинных причин метаморфозы, почувствуют ее и сумеют воспринять тебя в этомновом качестве, в этой новой идентичности. Но в то же время слово mayподчеркивает, что метаморфоза, не приведи Бог, не окажется вне области нашего контроля,что наше сексуальное «я» не рванет наружу, как разнесший клетку лев; этотпарадоксальный феномен осуществленияконтроля над собственной сексуальностью при помощи ношения эротического костюмамы еще рассмотрим в дальнейшем.

Здесьотлично виден один из ценнейших механизмов, запускаемых при надеванииэротического костюма, механизм аутоэротизации, аутофетишизации, механизм, позволяющийвоспринимать себя как сексуальное существо. Очень значительный процент моихсобеседников (в первую очередь, женщин) подчеркивал, что их партнер, илипартнеры, или, в более категоричных формах, «мужики вообще»совершенно равнодушны к тому, что на них надето во время эротических исексуальных контактов, но они покупают сексуальное белье «для себя»: «менязаводит», «я сразу становлюсь такой шлюховатой, мне нравится». Оставив встороне тезис о том, что безразлично или небезразлично сексуальным партнерам,переформулируем общий посыл: нам, очевидно, нравится быть в контакте со своимсексуальным «я», по крайней мере, в тех ситуациях, которые легитимируют ирегламентируют этот контакт. Эротический костюм является одновременноразрешающим механизмом и маркером границ, средством позволить себе сексуальноеповедение – и успокаивающим обещанием, что мы способны снять с себя нашесексуальное «я», как только пожелаем.

Одна из незнакомых мне лично участниц устроенного мной небольшого опроса заметила:«По-моему, эротическое белье и пояса для чулок надеваются на вечеринки изразряда? “вдруг дадут”. Вы понимаете, что я утрирую. Но я имею в виду для случайного секса с мало знакомым участником». Ситуацияобнажения перед совершенно посторонним человеком это ситуация, в которой мы знакомим его с нашим сексуальным «я»,снимая социальное «я», представлявшее нашу персону на вечеринке, вместе сверхним слоем костюма. Это ситуация второго первого знакомства: при первом первомзнакомстве наше «я» одетое по всем правилам приличия было признанопривлекательным, принято, оценено положительно. Теперь наше второе «я» точно так же, как и второе «я» нашего партнера, выставляется на оценку; и, как известно, у нас никогда не бывает второго шанса произвести первоевпечатление.

Ситуацияпервого сексуального контакта между партнерами, познакомившимися задесять минут до этого, или прилежно прошедшими первые два свидания идобравшимися до третьего, или возобновляющими сексуальную связь, угасшую нанесколько лет, подразумевает (в отличие, быть может, от более позднихсексуальных контактов той же пары) некоторое соблюдение формальностей. Этиформальности не только диктуются социальной нормой (повторим, что речь идет онекотором условном большинстве случаев), но и чувством собственной безопасности:оба партнера оберегают свое эго, свои сексуальные репутации и, возможно, своишансы на развитие начавшихся отношений. Формальности такого рода касаютсянепосредственно сексуального поведения, поведения до и после интимной фазы,необходимых высказываний, и дресс-кода.

Любойдресс-код, офисный, бальный, дресс-код слета фанатов сериала StarTrek или дресс-код BDSM-вечеринки, сообщает всем участникам социального действа чувствобезопасности. Соответствие костюма дресс-коду означает, что носитель данногокостюма знает правила игры и готов их соблюдать; его поведение в рамках игрыпредсказуемо, его взгляды на саму игру совпадают со взглядами остальныхигроков. Нарушение дресс-кода может давать смельчаку определенные преимущества,но при этом, безусловно, подвергает его довольно значительным рискам.Большинство из нас на эти риски не идет, особенно если игра ведется снезнакомым или малознакомым партнером, чьи взгляды на вопросы костюма намнеизвестны. Дресс-код метод снизить уровеньэтой неизвестности, безмолвно соблюсти минимальные правила, обеспечить себеуверенность в том, что, по крайней мере, твоя личность не будет обсуждаться (иосуждаться) на основании выбранного тобой костюма.

Дресс-код,каким бы он ни был, обязательно подразумевает крайнюю стереотипичность костюмав рамках заданного контекста. Собственно, само слово «код», «кодекс»[10], означает неукоснительноесоблюдение некоторого свода правил, трактуемых максимально широко. Лучшийспособ «попасть» в дресс-код не вполне знакомой тебе социальной ситуации, той,в которой мы полагаем, что нас, среди прочего, будут оценивать по одежке, выбрать максимальностереотипичный костюм, костюм, который будет квинтэссенцией общепринятогомнения о том, кто такой «панк», или «юрист», или «джедай». Если нам удастсяпройти первый этап, этап вхождения в новую социальную связь, и мы захотимостаться в ней дальше, мы сможем позволять себе бÓльшую свободу костюма, врамках того, что нравится реципиентам и нам самим; наша безопасность будетобеспечиваться взаимным доверием, наша костюмная экстравагантность и наши костюмные ошибки будут сходить нам с рук благодаря кредиту этого доверия.

Ситуацияпервого сексуального контакта, требующего раздевания, то есть первогознакомства нашего сексуального «я» с партнером или партнерами, требует, в общепринятом понимании, такого же жесткого соблюдениядресс-кода, какого требует первое появление на ужине с потенциальными деловымипартнерами. Этот дресс-код, этот «костюмный минимум» не в смысле количества одежды, а в смысле ее соответствиясоциальным требованиям, отличается от эротического костюма, который партнерымогут использовать при дальнейшем, более доверительном знакомстве, той жеустановкой на усредненность, на соблюдение универсальных стереотипов, а не наконкретные специфические (и еще неизвестные нам) предпочтения партнера.

Изчего складывается этот стереотип, с учетом тоговажнейшего факта, что, как уже обсуждалось, мы толком ничего не знаем оподлинном бытовании эротического костюма в среде таких же обычных людей, какмы? Когда нам надо сойти за адвоката или бизнес-леди, мы не сомневаемся, чтонаш партнер уже не раз видел адвокатов и бизнес-леди; мы и сами навидались ихдостаточно; если мы пройдем по проторенной дорожке и будем подражать остальным,мы убережем себя от ошибок, способных вызвать разочарование, напряженность илисмех у нашего собеседника. Но когда речь идет об эротическом костюме, мы можемориентироваться только на свой небольшой опыт (субъективный, как любойперсональный опыт) и на медийные образы, сообщающие нам, как именно должновыглядеть наше сексуальное «я» в одежде или без нее.

Источникамидля построения эротического дресс-кода оказываются уже перечислявшиеся рекламыбелья, витрины и полки секс-шопов, порнофильмы, эротические сцены в массовомкино и одежда, в которой работают проститутки и стриптизерши традиционногожанра. В результате наш эротический дресс-код избыточен, нарочен и довольнонеудобен в обращении; возможно, единственным полноценным сравнением с чулкамина подвязках как элементом дресс-кода может являться галстук, предмет туалета, служащийисключительно маркером, данью дресс-коду, стимулятором значимости как дляносителя, так и для его наблюдателей. Стереотип «успешного бизнесмена»подразумевает костюм (или тщательно подобранную разбивку пиджака и брюк),рубашку, галстук, дорогую классическую или псевдоклассическую обувь,предпочтительно запонки, часы в качестве основного аксессуара и перстень илинеброская цепочка в качестве аксессуара дополнительного. Этот набор более илименее гарантирует человеку, претендующему на данную социальную роль, приемлемуюоценку любого, кто интересуется им в качестве «успешного бизнесмена». Стереотип«сексуальной женщины» подразумевает, как минимум, сколько-нибудь замысловатую пару«трусы-бюстгальтер» (пусть не слишком хитрого кроя, но, по крайней мере, изматериалов, имеющих «эротический» привкус). «Бабушкины панталоны», оказавшиесяна Бриджит Джонс[11] в моментрешающего эротического свидания, не просто стали ее личным кошмаром, мучительноперенесенным позором: они стали, в некотором роде, психологическим оружием вруках ее партнера, дважды припоминавшего ей эти панталоны, когда ему былонеобходимо проявить доминантность собственной позиции в их отношениях. Нетруднопредставить себе, что Джонс в эти же моменты готова была продать душу дьяволу,лишь бы вернуться назад и соблюсти эротический дресс-код более тщательно. Неменьшим позором покрывается одна из героинь комедии «Роми и Мишель на встречевыпускников» (Romy and Michele’s High School Reunion,1997). Бывшая «королева класса», когда-то изводившая Роми и Мишель своимииздевками, десять лет спустя, естественно, оказывается на бобах: у нее неткарьеры, ее муж бабник и алкоголик, и почему-то третья беременность тожеоказывается частью списка провалов; но главное, конечно, происходит в последниепять минут фильма: ветер раздувает подол ее свободного платья и о ужас! на ней оказываются высокосидящие белые трикотажные трусы. Тут-то победа протагонистов, конечно,становится окончательной; мы же таким образом, выясняем, что последний триместрбеременности не повод позволить себе пренебрегать дресс-кодом.

С еще большим тщанием эротический дресс-код соблюдается в тех ситуациях, когдареципиентом-наблюдателем оказывается не единственный партнер, а группаучастников секс-вечеринки или посетители секс-клуба. В первую очередь, здесьпонятие дресс-кода может оказаться буквальным,  в случае его несоблюденияноситель рискует не вызвать недовольство или недоумение партнера, но вовсе небыть допущенным к участию или впоследствии быть удаленным из зала. Практическилюбой клуб, постоянно функционирующий в режиме секс-вечеринок или время отвремени устраивающий такие вечеринки, составляет строжайший набор правил иприлагает все возможные усилия для того, чтобы оповестить об этих правилахлюбого потенциального участника; далеко не в последнюю очередь эти правилакасаются одежды участников. Некоторые из этих правил направлены на сохранениеблагожелательной расслабленной обстановки и на избежание откровенных конфликтовмежду гостями: так, для мужчин часто не поощряется полное обнажение в общихпомещениях; на априорно гетеросексуальных вечеринках для мужчин обычно строго запрещено ношение женского белья (обэтой интересной особенности речь еще пойдет в разделе «Эротический костюм игендер»). Для женщин правила мягче, но и здесь не поощряется, например,подчеркнутая маскулинность (не путать с «мужскими» элементами одежды, рубашкой, шляпой,галстуком,  о которых еще тоже пойдет речь), например, ношение strap-on[12]; для представителей обоихполов могут запрещаться подчеркнуто иронические костюмы и белье спровокативными или оскорбительными надписями («Все бабы – суки», «Я трахал твоюжену»). Другой явный признак нарушения дресс-кода – несоблюдение тематическойнаправленности вечеринки: так, на «ванильных»[13] гетеросексуальных вечеринках мужчина может не пройти дресс-код, явившись вподчеркнуто-BDSM костюме (женщине, впрочем, такая выходка иногда можетсойти с рук). Причина запрета не только нарушение тематического единства и общего духавечеринки: приведенный пример иллюстрирует трактовку костюма в терминахбезопасности участников, мужчина, пришедший в «агрессивном» эротическом костюме,может проявить агрессивное сексуальное поведение, что не соответствует уже некостюмному, а поведенческому коду мероприятия. Даже если он не совершит никакихпоступков, выпадающих из общего диапазона, его костюм будет снижать чувствобезопасности у окружающих: мужчины будут недовольны присутствием стольагрессивно выглядящего соперника, женщины присутствиемпотенциального агрессивного партнера.

Всреде секс-клубов и в ходе секс-вечеринок эротический костюм берет на себяособую репрезентативную нагрузку: здесь сексуальное «я» должно функционироватькак социальное «я» и принимать на себя все риски, сложности и ограничения,диктуемые светской ситуацией. В силу этого, помимо формальных костюмныхзапретов, диктуемых организаторами мероприятия, здесь действует тот же механизмсаморегулирования, который обеспечивает нам костюмное соответствие вповседневных социальных средах. Здесь наиболее явно проступает один из самыхсложных для соблюдения балансов в костюме как таковом: баланс между сексуальнойпривлекательностью и построением дистанции между носителем и реципиентом. Секс-хэппенингставит всех участников в ситуацию, когда привычные костюмные коды, сообщающиенам о дистанции, предпочитаемой носителем, почти разрушаются: появление налюдях человека в прозрачном пеньюаре или обтягивающих серебристых плавкахтрадиционно означает для нас или необходимость госпитализации этого человека,или его готовность немедленно участвовать в той или иной сексуальной активности(или и то, и другое, в любом порядке). Однако в ходе секс-хэппенинга, где такойкостюм является не только нормой, но и зачастую, требованием, код невербального общения изменяется,трансляция социальных и межличностных сообщений начинает происходить по инымпринципам.

Так,в рамках костюма, который за пределами такого хэппенинга однозначно трактовалсябы как «эротический», можно диктовать совершенно внятную дистанцию другимучастникам действа: например, женщина, надевающая поверх сексуальной пары бельяпеньюар (пусть и прозрачный, и отороченный красным мехом), вполне четкосообщает о своем намерении сохранять неприкосновенность. Точно так же мужчина вкожаных брюках и кожаном жилете на голое тело, который в обычном рестораневоспринимался бы как вызывающе одетый сексуальный агрессор, в данном контекстевполне четко обозначает свою позицию наблюдателя, если, конечно, егоповедение не говорит об ином (заметим, что и здесь, хотя речь, казалось бы,идет об относительном обнажении по сравнению с бытовыми ситуациями, правило «больше одежды меньше готовности к немедленному сексуальному контакту» продолжает действовать и восприниматься).

Вэтих примерах речь идет не о проговоренном коде, но о вполне доступном длясчитывания невербальном сообщении. Механизм дешифровки становится более тонким,«шифровальные таблицы» меняются, на место одних заступают другие: аналогичным образомобыватель может увидеть прохожего в армейской униформе и обозначить его длясебя как «военного», в то время как другой военный в ходе профессиональногоразговора, безусловно, обратит внимание на костюмные маркеры воинского звания,статуса и места службы собеседника. Дополнительная сложность создается ещеодним серьезным изменением в методах трансляции сообщений, изменение соотношениямежду костюмным языком, языком тела и прямым вербальным высказыванием: так,первый в значительной мере теряет весомость, когда речь идет, например, обучастии в той или иной сексуальной активности; второй, наоборот, принимает насебя главную коммуникативную функцию, вербальное же высказывание частоиспользуется лишь в меру вкуса или в случаях крайней необходимости.

Естественно,полностью рассчитывать на безошибочную дешифровку такого измененного сообщениявсеми участниками секс-хэппенинга достаточно тяжело, поэтому зачастуюустроители вечеринок вводят дополнительный и обязательный аксессуар-маркер,позволяющий сделать взаимодействие гостей наиболее комфортным. Благодаря этомумаркеру костюмное высказывание по вербальности становится сравнимо со значкомна лацкане продавца «Гербалайфа»: на каждой стене помещения, на столиках, убарных стоек, возле танцпола, у бассейна, на внешней и внутренней сторонахдверей или занавесок, отделяющих приватные комнаты от общих залов,располагаются напоминания-«дешифровки» приблизительно такого содержания:

Для клубов попроще таким аксессуаром-маркером является резиновый цветной браслетвроде тех, которые выдаются в аптеках и супермаркетах за небольшиепожертвования в пользу социальных программ. Вечеринки более высокого уровняиногда всерьез вкладываются в создание стильной вещи, остающейся потом уучастника в качестве памятного сувенира: шелкового платка, повязываемого так,как нравится гостю, очень крупного и броского кольца, на тематическихвечеринках (скажем, на вечеринках любителей костюмов из латекса) можетпредлагаться «тематический» аксессуар (например, латексный стикер, одинаковолегко крепящийся на собственную кожу участника и на его костюм).

Такимобразом, для того, чтобы эротический костюм мог нести социальные функции, намнеобходима подразумеваемая или проговоренная схема трансляции костюмноговысказывания из условно-эротического в привычно-социальное, включающее в себяпонятия дистанции, безопасности, готовности или неготовности к коммуникациям,статуса и других основных компонентов социального месседжа. Вне зависимости оттого, сколько участников, один, два,много, вовлечено в социальную ситуацию, подразумевающую эротический дресс-код, костюмпродолжает выполнять коммуникативные и регулирующие функции костюма, даже еслина нас почти нет костюма как такового. Даже в этих ситуациях условногообнажения мы рассчитываем на свой костюм как на метод объяснить окружающим, кто мы такие, на что мы рассчитываем и чего мы опасаемся.

Изкаких компонентов строится костюмное высказывание, когда мы имеем дело сэротическим костюмом, и как именно эти компоненты создают в сочетании единыйсмысл? По каким параметрам различается высказывание, сделанное при помощикупленного на Hot-Heels.Comкостюма «Сексуальная фея сволшебной палочкой» (Sexy Fairy WithMagic Wand), состоящего из трех элементов (шести, если присоединить к заказурекомендуемые крылышки, туфли и ожерелье), от высказывания, сделанного припомощи длинной нитки жемчуга и ничего больше?

Однаиз сложностей формализации понятия «эротический костюм» заключается в том, что,в отличие от ситуации с костюмом повседневным, здесь мы затрудняемся определитьхотя бы минимальный набор составляющих. Говоря о повседневном костюме, мыисходим, по меньшей мере, из предположения, что он прикрывает определенныечасти тела. Дальше мы можем расширять сферу наших интересов, добавляя к«покрывающим» элементам вопросы о белье и аксессуарах разной степенитривиальности. Но в основе эротического костюма лежит отказ от жесткого правилаприкрывать те или иные зоны тела, этот аспект переходит из области требований в областьвыбора, да и само понятие «прикрытия» становится бесконечно широким. Врезультате костюм теряет целый набор обязательных составляющих, а костюмноевысказывание зачастую обретает удивительную лаконичность, едва ли неодносложность.

Содной стороны, тенденция мыслить цельными «нарядами» поддерживается ужеупоминавшимися здесь источниками, моделирующими наше представление обэротическом костюме. Так, в рекламах нижнего белья модель почти во всех безисключения ситуациях предстает перед нами в полном наряде, с бижутерией илидрагоценностями, макияжем, прической, часто в обуви, нередко с дополнительнымиаксессуарами сумочкой или шарфом, время от времени с элементами обычногокостюма, надетыми поверх рекламируемого белья, шубкой, плащом, рубашкой.Здесь транслируется вполне однозначная мысль о создании цельного образа,законченного и совершенного, белье в полной мере играет роль «костюма», необходимогодля создания этого образа, но ни в коем случае не роль самостоятельнойэротической ценности: фетишем оказывается женщина, роль которой играет модель,а не надетые на нее черные кружевные трусы с белым атласным бантом.Порнографические фильмы зачастую тоже демонстрируют зрителю, особенно в начальныхсценах, вполне цельные наряды, и постепенное освобождение от них является неизбежной инеобходимой частью предстоящего сюжета. Однако здесь дело не только внепосредственной эротической ценности процесса раздевания, образ, в котором нампредставляют героев изначально, задает смысл ролевой игры, моделирует самувоображаемую ситуацию, в которой костюмы, пусть утрированные и неестественные,но все-таки приближенные к обыденным, позволяют зрителю создать более объемнуюфантазию. Работа стриптизерши почти невозможна без перехода от сравнительнополноценного костюма к сравнительно полному обнажению. Даже съемки в ведущихмужских журналах, Playboy, Hustler, FHM, зачастую построены напринципе постепенного раздевания героини (как и аналогичные съемкимоделей-мужчин в ряде женских журналов).

Однако финальные кадры этих съемок как и финальные кадрыпорнофильмов, и финальная фаза стриптиза, представляют намнекоторый интересный феномен: мы никогда не имеем здесь дела с «телом нетто», стелом, на котором по-настоящему ничего не надето. Туфли или муфта, ожерелье илишарфик, шляпа или совсем уж специфический атрибут, вроде нескольких метровкинопленки, если тема съемки декларирована, например, как «Звезда экрана»,обязательно остаются на модели. Эти атрибуты играют важнейшую роль: ониявляются маркерами, сообщающими нам, что здесь предъявлено не просто тело, а«сексуальное тело», то есть совершенно особая сущность, однозначно эротическийобъект, сознающий себя таковым.

Такоесамоосознание объекта в качестве предмета вожделения является важнейшиммеханизмом в бытовании эротического костюма; без этого, скорее всего, у наспросто не было бы предмета для разговора. Этот механизм, пожалуй, лучше всегодемонстрируют нам пин-апы, фотографии, эротические комиксы и рекламные ролики,демонстрирующие женщину, занятую рассматриванием, выбором или примеркой белья.На них объект желания не занят «работой на зрителя», он не стараетсяпонравиться нам, но мы имеем возможность подглядеть самую раннюю фазупревращения доступного нам социального «я» женщины (или мужчины) в сексуальное«я», стать свидетелями момента, когда объект мысленно обозревает собственноетело, примеряет собственную сексуальность. Белье, включенное в эту картинку,маркирует собой это, еще скрытое отнаших глаз, тело, эту сексуальность, еще не продемонстрированную нам явно.Такое «предвидение наготы» нарушает повседневный баланс запретного идоступного, создавая эротическую сцену там, где сама желаемая персона еще непредъявляется нам в качестве сексуального объекта.

Правило«маркировки», минимального обозначения эротичности костюма, работает и впротивоположной ситуации когда надо различить «простую», замкнутую в себе наготу,от наготы «эротической», наготы тела, готового к сексуальным действиям. Муфтаили полицейская фуражка, нитка жемчуга при отсутствии прочей одежды илиаксессуаров, или стодолларовые интимные подвески от Sylvie Monthule[14],крепящиеся к большим половым губам, говорят о том, что мы имеем дело ссексуальным «я», которое мыслит себя именно таковым, и, соответственно, имеетсексуальные желания, сексуальные намерения. Маркировка этих намерений оказываетсяздесь ценнее, чем непосредственно сам маркер: леденец на палочке может работатьне хуже, чем тщательно составленный при помощи ряда «наивных» элементов одеждыполновесный эротический костюм (об этом, собственно, и рассказывает намзнаменитая песенка «Шляпу можешь оставить» (You Can Leave Your Hat On)[15].

Интимныеукрашения как таковые представляют собой, в некотором смысле, уникальноепорождение нашей потребности в различении «эротического тела» и «просто тела».При том, что некоторые украшения такого рода являют собой скорее секс-игрушки,инструмент, расширяющий возможность воздействий на тело, особенно в BDSM-сетах,большая часть интимной бижутерии служит сугубо задачам эротизации.Эффект неожиданности, непривычности таких украшений играет, безусловно,значительную роль: браслет для мошонки с феанитовой подвеской открываетсяглазам (а до этого, возможно, угадывается тактильно) в момент, когдапредполагается полная нагота. Другой значительный эффект эротических украшения их способность означатьстепень интимной близости; мы узнаем о партнере то, чего не знают другие, видимто, о чем другие даже не догадываются. Третий значительный эффект эротическогокостюма, как нельзя лучше демонстируемый бижутерией такого рода, эффект готовностипартнера постараться для нас,демонстрация его желания нам понравиться. Декорированный алыми стразами наборукрашений от Bos Tit Bits, сердечки, клеящиеся ксоскам, и сердечко побольше, крепящееся к зоне лобка, но оставляющее открытымклитор, явно надеваются не ради гигиенических целей; эротическое воздействие, котороеони могут оказывать, не в последнюю очередь построено на приятном нашему эгоосознании собственной важности в глазах партнера, его желания произвестивпечатление (впрочем, последняя трактовка может оказаться жалким всхлипомнашего эго, как уже говорилось, очень часто и интимные украшения вчастности, и эротический костюм вообще используются для усиленияаутоэротического переживания и снятия тревоги, а не для развлечения партнера).

Принципмаркировки костюма в противовес цельному, многодетальному костюму, - нередкоиспользуется и тогда, когда важен непосредственный характер намерения,конкретика эротической игры, а не только демонстрация готовности партнеров кэтой игре как к таковой. Вместо полновесного костюма «пирата» или «девочки изгруппы поддержки» могут использоваться, скажем, только повязка на глаз илитолько помпоны в качестве аксессуара, очень часто партнерам оказывается вполне достаточно этихмаркеров достаточно для создания обстановки ролевой игры, для разметки ролей ипривязанных к ним действий. Фетишистская эротическая фотография, с ее любовью кмелким деталям, часто использует этот прием: так, тело на снимке может бытьедва различимым, но желтая лента, которой полиция помечает места преступления,немедленно делает снятую сцену остроэротичной для зрителя с соответствующимиинтересами. Благодаря тому же механизму работы воображения голая грудастаяблондинка в дешевом белом парике превращается в Мерилин, когда в кадр попадаютдвадцать метров закрученной в серпантин кинопленки.

Когдаречь идет минималистских вариантах эротического костюма, значимостьприкрытости/обнаженности тех или иных телесных зон становится зачастуюрешающим. Когда речь идет о медийных образах, разделить ситуации, в которых теили иные методы прикрытия тела служат интересам цензуры или интересамэротизации образа, фактически невозможно. Положим, закон штата или страны, вкоторой издается журнал, запрещает демонстрировать обнаженную грудь. Означаетли это, что модель, нежной рукой прикрывающая лоно, но демонстрирующаястразовые наклейки с серебряными кисточками на сосках, снята именно так изцензурных соображений, вторая-то рука свободна?

Наклейкидля сосков отличный пример того, как цензурные соображения, когда-тоограничивавшие степень наготы танцовщиц варьете и моделей в мужских журналах,постепенно превратились в один из самых распространенных (после того, что можноотнести к широко понятому традиционному белью) элементов эротического костюма:им пользуются при очень широком диапазоне вкусов, а сам предмет варьируется отнаклеенных крест-накрест кусков изоленты до пятисотдолларовых произведенийювелирного искусства от Bos Tit Bits сцветными стразами Swarovski и шелковыми кисточками. То или иное прикрытие фетишизируемойчасти тела, будь то головка пениса, скрытая под специальным шелковым колпачком,или лодыжка, затянутая в виниловый сапог, зачастую служит не только длявизуального, но и для тактильного, и для психологического стимулирования: здесьмы возвращаемся к балансу между запретным и дозволенным для наблюдения, квопросам сенсорной депривации, ограничения доступа, тактильного контраста междутеплой плотью и острыми гранями страз. К примеру, при распространенном фетишедлинных волос головной убор, полностью скрывающий тщательно собранную прическу,может использоваться одним из партнеров, чтобы демонстрировать «недоступность»в те или иные моменты игры, в то время как виниловое розовое платье, кроемнапоминающее викторианские платья маленьких девочек, но полностью обнажающеегрудь, наоборот, маркирует определенную (но, возможно, не полную) доступностьобъекта в любой точке эротического сценария. Вполне распространенный Hadaka-apron-фетиш(название происходит от японского hadaka «нагой», и английского apron «фартук»), подразумевающий «наготу, прикрытую только фартуком»,подчеркивает значение эротического костюма для важнейшей игры в прикрытие иобнажение, в постепенное перемещение из области обыденного в областьэротического: фартук предмет одновременно обыденный и легко фетишизируемый, не в последнюю очередьиз-за того, что большинство фартуков прикрывают, в основном, только переднюючасть тела и не препятствуют, по большому счету, доступу к гениталиям. Так, прииспользовании костюма French maid[16] белый фартучек в ходеэротической съемки или эротической игры, по словам участников, очень частооказывается последним элементом одежды, оставляемым на теле, зачастую до самого конца действа.Здесь мы видим двойное действие минималистического костюма: этот фартучекодновременно маркирует роль участницы, помогая поддерживать фантазийнуюобстановку, и выполняет роль ограничивающего и одновременно допускающегообъекта, секс-игрушки[17].

Крошечный кружевной фартучек «горничной-француженки», наклейки на сосках, «бабушкиныпанталоны», виниловые перчатки, трусики-стринги или скромный ситцевый платок,под который убираются волосы, маркируют собой скрытые части тела, фактическииграют роль вывесок, говорящих: «Здесь можно найти то, что вам нужно».Интересная инверсия происходит, когда создатели эротического костюма идутобратным путем: не бюстгальтер, прикрывая, маркирует бюст, но обнаженный бюстподчеркивает, что конструкция из нескольких тоненьких золотых цепочек (дватреугольника, цепочка-«основание» и две цепочки-«лямочки») на данный моментбудет считаться бюстгальтером. Здесь видно, как сложно бывают выстроены роли«означаемого» и «означающего» в костюмном высказывании, как легко они могутобмениваться функциями, и как остро смысл высказывания зависит от наших интерпретационныхпредпочтений: в ходе написания этого материала автор продемонстрировалприлагающуюся иллюстрацию семнадцати собеседникам, предлагая описать увиденноесвоими словами (ил. 1). Девять ответов сводились к тому, что мы наблюдаем«очень смелый бюстгальтер» (то есть объект, призванный прикрывать грудь, нодоведенный дизайнером до крайней откровенности); остальные ответы так или иначесообщали, что на иллюстрации  «обнаженная грудь с какими-то украшениями».

Однако очень часто степень обнажения или сокрытия тела, признаки ролевой игры и другие значительные факторы, делающие тот или иной костюм эротическим, отступают назадний план перед такими важнейшими определяющими факторами, как цвет и фактураиспользуемых вещей. Почти однозначно мы будем считать «эротическим» любое белье(а иногда и одежду, не попадающее по параметрам кроя под определение белья),имеющее один или несколько признаков из приводимого ниже списка:

- Красныйцвет
- Кружевов качестве основного материала
- Атласв качестве основного материала
- Латекс,винил, ПВХ в качестве основного материала
- Черныйцвет в сочетании с любым из предыдущих пунктов
- Металлическаяили кожаная фурнитура
- Прозрачныеткани в качестве основного материала
- Прозрачныйпластик в качестве основного материала

Этот ни в коем случае не исчерпывающий список демонстрируетнам, что костюм может оказаться эротическим по признаку фактуры или цвета. Укаждого из пунктов этого списка есть своя история, свои особенности бытования исвои причины, по которым происходит фетишизация, но безусловным обобщающимпринципом является, видимо, следующий: данные качества делают костюмне-прагматичным, а значит, не-повседневным, «иным» по отношению к нашей обычнойодежде. Этот принцип, кажущийся нам очень значимым, мы подробнее рассмотримниже.

Цвет, а в особенности красный цвет, имеет в истории костюма огромноезначение, возможно, сравнимое по масштабу только со значением черного. Об этомнаписано немало прекрасных работ[18],в том числе рассматривающих вопрос о красном цвете в применении к нижнему белью вцелом и эротическому белью в частности. Вряд ли мне удалось бы добавитьчто-нибудь к данной теме; мне бы, скорей, хотелось подчеркнуть тему«не-прагматичности» в применении к красному белью, слишком заметному пододеждой, слишком маркому в сравнении счерным, слишком вызывающему в сравнении с белым. Случайно различенный сквозьфутболку белый бюстгальтер может эротизироваться, но не служить поводом кмасштабным проекциям в адрес носящей его женщины. Красный бюстгальтер совершенно другоедело, та, на кого он надет, немедленно начинает восприниматься как объект,надевший (в прямом и переносном смысле слова) свое сексуальное «я» под покровсоциального, либо для того, чтобы нарочно продемонстрировать это «я» нам, либо из ещеболее интересных побуждений. Заметим, что в отличие от других цветов, красныйне требует никаких изысков кроя, никаких пикантных элементов, чтобы маркироватьбелье как «эротическое», это широко используется и производителями, ипотребителями красных элементов эротического костюма. Прекрасной иллюстрацией,мне кажется, может служить рассказ одной из моих собеседниц о первомприобретении, сделанном ей, тогда - шестнадцатилетней школьницей, в моментпоявления кооперативной торговли на территории Советского Союза: красные трусы,совершенно необходимый, в ее понимании на тот момент, атрибут «соблазнительнойженщины». Трусы расползлись синтетическими нитками после второй стирки, но ипосле этого, тщательно починенные, надевались по соответствующим особым случаям(здесь, кстати, виден еще один очень значительный принцип в структуреэротического костюма его привязанность к стереотипам; к этой теме мы ещевернемся).

Текстура материалов, из которых сделан эротический костюм,имеет, безусловно, еще большее значение, чем цвет, это становитсяочевидным, если вспомнить, что эротический костюм едва ли неединственный элемент нашей одежды, предназначенный для того, чтобы его трогалируками посторонние (тем более, что речь часто идет о ситуациях, когда, как ужеговорилось, «темно»). Прикосновение к кружеву дает тактильный контраст междуфактурной, неровной поверхностью ткани и гладкой, теплой поверхностью кожи,доступной прикосновению в каждом отверстии ажура; кожа, прикосновение ккоторой, напротив, почти не считывается, создает ощущение непреодолимойтактильной дистанции для каждого из партнеров. Многие материалы имеют сильныйтактильный эффект для того, кто надел костюм, а не только для его партнера:например, любители эротической одежды из латекса и винила часто описываютэффект «второй кожи», мягкого сдавливания, особого ощущения, ни на секунду, поих утверждению, не дающего забыть о надетом костюме (зачастую это ощущениеописывается как «обнажающее нервы» или «превращающее все тело в особуюэрогенную зону»).

Кожа, металл, винил, дерево в качество материалов, изкоторых выполняются детали эротического костюма, способны влиять не только навизуальные и тактильные впечатления участников действия: в не меньшей мерездесь задействуются слух и обоняние. Характерный хруст винила, шорох атласа,позвякивание металла способствуют созданию фетишизированной, фантазийнойобстановки в очень значительной мере, точно так же, как ему способствуют характерныйзапах кожаной одежды или металлических аксессуаров. Отдельную роль играет смысловая нагрузка каждого из названныхматериалов, связанные с ними ассоциации: избыточность, жеманность, кокетливостькружева, «силовые» и «опасные» ассоциации, связанные с кожей, «извращенность»латекса, «восточность» деревянных элементов одежды самостоятельно задают конструкцииролей и способны полностью перетянуть на себя весь эффект эротического костюма,сделав малозначительными вопросы кроя и цвета. Более того, нередко толькоматериал, из которого сделан костюм, делает его «эротическим» при совершеннотрадиционном крое: продающиеся в секс-шопах платья с длинными рукавами и юбкамидо полу, широкие брюки, блузки или пиджаки, выполненные из прозрачной сетки иликружева, именно благодаря выбору ткани становятся «эротическими», требуютособых ситуаций и особых интенций со стороны того, кто их надевает.

Но при всем многообразии элементов и приемов, на которыхстроится современный эротический костюм, при всей вариативности его структурысуществует один неизменный принцип, без которого такой костюм не можетвыполнять свою роль, то есть служить эротическим стимулом для носителяили наблюдателя: это – своеобразная узнаваемость, возможность определить с первого взгляда, что данный костюм именно «эротический», что к нему применимы все принципы сексуального восприятия и самовосприятия.В повседневном костюме принципиально новый, подлинно ни на что не похожийаксессуар или элемент одежды может восприниматься как дизайнерский прорыв, какпроявление экстравагантности или как признак неадекватности; тот, кто наделтакой костюм, безусловно, рискует столкнуться с серьезными сложностями ввосприятии собственного образа окружающими. Но эротический костюм, несоответствующий представлениям партнеров, может не просто сказаться на ихвзаимопонимании, он может стать подлинным препятствием для осуществленияих намерений.

Любое встраивание в ту или инуюсоциальную систему, от переезда в новую страну до перехода на новую работуили «вписывания» в новую приятельскую компанию, требует от нас тонкой настройки нашего костюмногоязыка. Этот процесс так естественен, что мы не всегда его осознаем. В некоторомсмысле мы словно перебираемся из одного «диалекта» в другой, начинаем едвазаметно присваивать новый костюмный «акцент», новые «мемы» и «идиомы», иногда новые«слова», почти всегда новые «интонации». Мера нашего овладения новым «языком»зависит от множества факторов нашего индивидуализма или, наоборот, желаниясоответствовать, степени укорененности наших привычек, наконец, нашего умениясчитывать, сознательно или бессознательно, особенности местного «диалекта».Особенно сложным такое овладение новым костюмным диалектом, или даже целымпластом языка, - оказывается в тех случаях, когда мы выучили язык вне «языковойсреды», то есть строим свое представление о костюме, принятом, например, всреде банкиров, исключительно по расхожим стереотипам. Мы рискуем оказаться вситуации, когда наша «речь» окажется комичной, или, наоборот,искуственно-правильной, когда нашивысказывания будут восприниматься неверно, а наши интонации – подводить нас.Однако, при определенном чувстве языка и везении, со временем мы успешноовладеем тонкостями местной костюмной «речи».

Когда дело касается эротического костюма, мы вынужденыпроходить тот же самый процесс «языковой настройки» с каждым новым партнеромили с каждой средой, где эротический костюм является основной или одной изпринятых форм одежды. Как уже говорилось, лучший метод не делать откровенныхошибок пользоватьсясамым общим языком, соблюдать стереотипические дресс-коды. Однако со временеммы осваиваем костюмные диалекты, вырабатываем собственный язык с каждымпартнером, языккуда более тонкий и условный, зачастую не понятный окружающим, но отличнопонятный нам. В рамках выработки этого «языка» мы уходим от банальных,условно-общепринятых костюмов к тем, которые наиболее соответствуют конкретнымвкусам нашими наших партнеров. Однако каждая новая эротическая игра, каждая новаяпримеряемая роль, для которой мы решаем воспользоваться эротическим костюмом,требует выработки нового пласта костюмного языка, новых средств длявысказывания. И мы снова обнаруживаем, что единственной отправной точкой длянас являются идеально узнаваемые стереотипы.

Готовыеэротические костюмы, особенно ролевые (пожарник, ведьма, повар, разносчикпиццы, дикарка и так далее), всегда фантастически, восхитительно архаичны, ипри этом всегда работают с самыми устоявшимися, самыми простыми стереотипами.Так, костюм медсестры, каким бы условным он не был, обязательно изобилуетбольшими красными крестами, костюм школьницы включает в себя неизменнуюплиссированную юбочку, «пожарный» должен облачиться в красный комбинезон изолотой шлем. Главная причина именно такой подачи «ролей» требованиебезусловной и абсолютной опознаваемости представляемого персонажа. Внезависимости от возраста, вероисповедания, и, при нынешнем уровне глобализации,места проживания (по крайней мере, в рамках определенного, довольно обширногоареала) покупатель должен однозначно опознавать «медсестру» как «медсестру»,«пожарного» как «пожарного». Возникает феномен архаичности, вообще свойственныйэротическому костюму (мы очень скоро вернемся к этой теме): найти в современнойбольнице медсестру с красным крестом на головном уборе практически не представляетсявозможным, но эротический костюм сохраняет этот признак с той же надежностью, скакой его сохраняют иллюстрации некоторых новых детских книг, комиксы и тепроизведения современного искусства, которые принято относить к областипоп-арта//Мб просто к поп-арту?. Ту же механику можно наблюдать, когда костюм призван помочь вимперсонации представителей той или иной расы или народности: «немки» русы итолстокосы, «испанки» непременно в красном и с веерами, «эскимоски» в меховых юбочках, едваприкрывающих лобок, и в непременной меховой шапке (сырая рыба в руках могла быдополнить образ). «Дикарки» слегка прикрыты искусственным мехом и вооруженыпенополиуретановыми дубинками, «дикари» повторяют киношный котюм Тарзана, всвою очередь, до неприличного стереотипичный. Ролевой эротический костюмоказывается утрированным, грубым, упрощенным: большего от него и не требуется,особенно если вспомнить, что этот тип костюма всегда говорит «прямым» языком,упрощенным языком непосредственного сексуального контакта.

Эта стереотипичность готовогоэротического платья, кстати, очень влияет на коммерческие механизмы егобытования. В отличие от подавляющего большинства обычных одежных марок,выступающих с сезонными коллекциями, марки, создающие эротические костюмы,обновляют линейки товаров крайне редко. Обновления, если таковые и имеют место,приходятся не на начала модных сезонов, а на периоды карнавалов, в первуюочередь на Новый Год и на Хэллоуин. Основой этих обновлений становятся, в основном,костюмы персонажей, которые успели приобрести актуальность в массовой культуреза истекшее время (такими, скажем, оказались в свое время персонажи из «ГарриПоттера» и «Людей Х»). При этом костюмы из прошлых «коллекций» не переводятся встоковые магазины и не снимаются с производства, а продолжают отличносуществовать на тех же самых полках и в тех же самых каталогах до тех пор, пока(и если) не потеряют всякую узнаваемость (как, например, костюмы персонажейпозабытых фантастических сериалов.)

Методы продажи эротического костюма способствуют егоархаичности, требования узнаваемости и простоты эротического платьяспособствуют успеху описанных механизмов продаж. Однако новация может приходитьв мир эротического костюма не только с появлением новых популярных «ролей»,требующих костюмного оформления, но и из маргинальных субкультур, если этисубкультуры начинают по той или иной причине легитимизироваться в массовомсознании. Так, розовые меховые наручники, вызывающие содрогание у BDSM-щиков старой закалки, впоследние пятнадцать лет можно купить в любом секс-шопе «для домохозяек»;нижнее белье с гей-символикой прошло тот же путь от крошечных полуподвальныхмагазинчиков при полусекретных клубах до особых отделов в магазинахэротического белья.

Как и в мире повседневного костюма, в мире эротическогокостюма параллельно с механизмом просачивания маргинальных субкультур вмейнстрим работает и обратный механизм,  глобальные дизайнерские тренды иногда становятсячастью популярного эротического платья. Движение, естественно, идет сверхувниз: элитные марки белья, такие, как Agent Provocateur или Lejaby,нет-нет да и развлекут потенциальных потребителей щедрым использованиемшотландки (один из главных трендов текущего сезона), или пеньюарами с моднымисегодня рукавами-буфф, или кружевными легинсами с игриво подчеркнутой линиейбедра. Марки, работающие на более широкий рынок, осваивают этот механизм хуже:чем меньше усилий создатели марки хотят тратить на последующие обновленияколлекций, тем дальше они держатся от сверхновых, часто меняющихся трендов.

В своей архаичности эротический костюм снова оказываетсяблизок к униформе, спецодежде и ритуальной одежде (применительно к последнейотметим еще декоративную нарочитость и избыточность некоторых разновидностейэротического белья). И близость эта только усугубляется тем фактом, чтоэротический костюм с поразительной тщательностью следует не только стереотипамв представлении тех или иных игровых ролей, но и стереотипам куда болееглобальным, значительным, базовым, священным для культуры и общества:стереотипам гендерным.

Секс самое гендерное занятие на свете. Секс это территория, где мы волей-неволей вынуждены признавать, что у нас есть не толькогендер, но и пол; здесь законы пола и гендера могут создавать удивительнуюгармонию; здесь же они могут входить в тяжелейшие, наиболее мучительныеконфликты, от которых нам зачастую не удается увернуться.

Одна из моих собеседниц, утверждавшая, что ее чулки с подвязкамии кружевные корсеты совершенно не интересуют партнера, объясняла, что онапокупала, покупает и будет покупать эротическое белье лично для себя «потому чтомне приятно чувствовать себя женщиной». В рекламе белья LoveKylie фотографиямодели, одетой в сет под названием Frisky (стринги и бюстгальтер из розовогоатласа, отороченные черным кружевом, с крупными декоративными бантами изчерного атласа), подписана возгласом Man, I feel like a woman[19].Любая наша одежда это, среди всего прочего, материальное выражение наших отношенийс собственным телом; но эротический костюм всегда (пытаюсь придуматьисключение, но не могу) оказывается материальным выражением наших отношений стелом, принадлежащим, во-первых, определенному полу, а во-вторых живущим позаконам определенного гендера. Эти две характеристики нашего тела становятсясистемообразующими, когда речь идет о выборе не просто костюма, но костюмаэротического.

Соответствие и несоответствие гендерным установкам еще одна шкалабалансирования эротического костюма. В подавляющем большинстве случаев современныйэротический костюм представляет собой оду гендерному архаизму (если, конечно,вычесть из традиционных гендерных правил максиму о том, что женщине грехчрезмерно украшаться).

Если речь идет об обычном, неподразумевающем четких игровых ролей или нетривиальных фетишей, эротическомбелье, то мы имеем дело с крайней избыточностью декора, барочностью стиля,театральностью форм. Мы наблюдаем не только элементы костюма, давно вышедшие изпостоянного, повседневного употребления (чулки на подвязках и корсеты  самые простыеиз примеров), но и манеру отделки, исчезнувшую вместе с кринолинами икружевными зонтиками. Массово распространенный эротический костюм (как иобсуждавшийся ранее эротический дресс-код) зафиксировал в себе тот момент вистории моды и платья, когда гендерные признаки носителя были абсолютнооднозначны, когда мода неопровержимо разделяла маскулинное и фемининное, когданевозможно было спутать между собой мужские и женские панталоны, в отличие отсегодняшних черных синтетических трусов-плавок, зачастую продающихсяпроизводителями в разных пакетах только для того, чтобы не смущать покупателясловом «унисекс». Собственно, именно в этой области мы совершенно не готовы кунисексу: когда дело доходит до нижнего белья, мы хотим наверняка знать, ктоесть кто. И нижнее белье, тем более эротическое белье в традиционном его понимании служит для нассемафором, однозначным методом заявить, что ты ни на секунду не намерен шутитьни с вопросами собственной половой принадлежности, ни с вопросами половой принадлежностипартнера. Это белье не только эстетически соответствует наиболее утрированнымпредставлениям о женственности и мужественности, оно строится так, чтобы максимально подчеркивать половые признаки тела: приподнимать иакцентировать грудь, демонстрировать пологость женского лобка, за счет цвета ирисунка зрительно увеличивать скрытый под трусами пенис, подчеркивать талию ибедра у женщин и плечевую зону у мужчин. Вне зависимости от того, кто в паре «носит брюки»,вопрос о том, кто носит чулки, решается однозначно.

В произведениях масс-культуры худшая судьба, которая можетпостигнуть персонажа мужского пола оказаться застуканным в момент ношения женского белья. Мужскиекостюмы «Римскийвоин», «Египетский бог», «Король диско», «Вампир», «Пожарник», не толькоподразумевают однозначно «мужские» роли, но и конструируются по одному и томуже принципу: утяжеленные, гипертрофированные плечи, пояс или плавки, зрительносужающие таз, аксессуары, обычно символизирующие собой оружие или тяжеловесныерабочие инструменты (бессознательный штрих, подкупающий своим наивнымобаянием). Мужские эротические костюмы, не призванные помочь носителюизображать конкретного персонажа, но служащие маркерами эротической игры кактаковой (и используемые, например, исполнителями мужского стриптиза), допускаюткрайне малый диапазон вариантов: белый воротничок с прикрепленным к немугалстуком-бабочкой или обычным галстуком, манжеты с запонками, плавки, верхкоторых имитирует воротник (опять же с галстуком), или плавки с имитациейфрачных фалд на ягодицах, словом, ничего, что могло бы хоть на секунду показатьсяэлементом женского костюма. Даже материалы и цвета здесь используютсяпринципиально иные кружево и атлас почти полностью исключены (напомним, речь покаидет о массовом рынке), красный цвет используется предельно редко. Интересно,что здесь мы снова видим, как близок эротический костюм оказывается кпарадно-выходному, на этот раз и в плане гендерной «правильности», нерушимостигендерного канона, и в плане использования конкретных элементов дляподчеркивания этого канона.

Нарушения гендерных правил при ношении эротического костюма (даи просто нижнего белья) ставит мужчину в крайне неоднозначную ситуацию.Стринги, кружевные трусы, белье «немужских» цветов в общественном сознаниинемедленно маркируют мужчину как «гея» или «извращенца» (и хорошо еще, когдаэти два понятия не сливаются в одно). Большинство опрошенных мноймужчин-гетеросексуалов с завидной твердостью заявляли, что ни при какихобстоятельствах не предстанут перед партнершами в кружевных или сетчатых«боксерах» или мужских «танга», продающихся в секс-шопах и магазинахгей-культуры. Гетеросексуальные женщины, спрошенные мной о желании видеть такоебелье на партнере, по большей части реагировали или возгласами демонстративногонеприятия, или рассматривали такую ситуацию как ироническую. Некоторые, но,безусловно, далеко не все мужчины-геи находили такое белье привлекательным,подчеркивая при этом маскулинность кроя и контраст между кроем и материалом.Намеренное переодевание в женское (или условно-женственное) белье или в женскийролевой эротический костюм в ходе эротической игры обычно означает либо желание«побыть женщиной», вместе с костюмом принять на себя женскую гендерную роль всексуальной сцене (в том виде, в котором партнеры понимают эту роль), либоиспользуется в качестве распространенной техники унижения мужчины в рамкахсубмиссивно-доминантных отношений. Последние демонстрирует нам, насколько грубои в то же время точно работает механизм «секс-костюм-гендер»: женское белье женская роль подчиненнаяроль. Любой переход в этой связке напоминает нам, что секс, пол и гендер по сейдень связаны между собой в бÓльшей мере,чем нам иногда хотелось бы.

Ситуация с маскулинными элементами в женском эротическом костюмеможет показаться принципиально иной, но при ближайшем рассмотрении мы выясняем,что и здесь гендерные стереотипы действуют очень жестко. Когда речь идет оповседневном костюме, мы позволяем женщине носить вещи, когда-то считавшиеся мужскими, но при этом требуем от неенекоторой интуитивно понимаемой «женственности». Мы считаем стильной женщину вбрючном костюме, гангстерской шляпе, галстуке, подтяжках, ботинках на плоскойподошве, если эти элементы одежды скроены по женской фигуре и подчеркиваютгендерную принадлежность носительницы, если ее образ дополняется макияжем,бижутерией, дамскими аксессуарами. Мы даже готовы позволить женщине на определенных витках моды использоватьподлинно мужские элементы костюма (например, мужские рубашки), но на тех жеусловиях «женственности» цельного облика. Но восприятие женщины в цельномподлинно мужском (а не стилизованном под мужской) костюме сопровождается почти теми же сложностями, какимисопровождается восприятие мужчины в дамской шелковой блузе. Применительно кэротическому костюму действует тот же механизм но опять вутрированной, заостренной, уплощенной форме: «мужские» элементы допускаютсятолько при гипертрофированном, а зачастую и вульгарном соблюдении женственностикостюма в целом. Так, если речь идет о ролевых эротических костюмах, можнонайти немало вариантов, где женщине предлагается маркированно-мужская роль:«пиратша», «строительница», «военная», но сам костюм всегда и обязательно вызывающе подчеркиваетобласть груди и ягодиц, большинство элементов прозрачны или выполнены изкружева, аксессуары сугубо женственны, цвета смещены в «женскую» гамму (сдоминированием красного и розового), отделка избыточна. Такие костюмы – равнокак и использование в женском эротическом костюме мужских рубашек, шляп,галстуков, - транслируют одновременно два очень важных сообщения. Первое:возможно, «мужская» роль или «мужские» элементы костюма сообщат носительниценекоторые признаки «мужского» (в стереотипическом понимании) поведения,привлекательные для партнера: сексуальную агрессивность, смелость, некоторуюгрубоватость, игривость, готовность к сексуальным экспериментам. Второе: речьидет только об игре, партнер не должен бояться подлинной смены гендерных ролей,он контролирует сексуальную ситуацию; какой бы грозной не казалась «пиратша»,наличие бантиков на ее треуголке и рюшечек на ее панталонах декларирует ееготовность сдаться первому, кто решится пойти на абордаж.

Кстати, мужская рубашка вкачестве однозначного и очень распространенного женского эротического костюмазаслуживает нескольких замечаний. В первую очередь, на ее примере удобновидеть, насколько разным интерпретациям может подвергаться один и тот жеэротический костюм и насколько разными методами может фетишизироваться один итот же объект одежды. Три базовых интерпретации: «Передо мной девочка-сорванец,но я ее приручу», «На ней моя рубашка, она моя, она полностью мне доверилась»,«Передо мной самостоятельная, сильная женщина, но она готова мне отдаться», не считая, конечно, индивидуальных интерпретаций,которыми каждый читатель может развлечь себя без нашей помощи, вдобавок обнажают перед нами все тот же хрупкий балансмежду гендерно допустимым и гендерно недопустимым в эротическом костюме:женщине позволено носить мужскую рубашку только для того, чтобы подчеркнутьсвою женственность. Недавно вышедшая рекламная кампания духов Coco Mademoiselle от Chanel демонстрирует нам актрису Киру Найтли в белоснежноймужской рубашке на голое тело. Журнальные принты изображают ее стоящей наколенях, глядящей в камеру глазами потревоженного пятнадцатилетнегомальчика-гея и прикрывающей грудьмужским котелком. Видеоролик, транслируемый в рамках той же рекламной кампании,сообщает нам подробности: героиня возвращается домой через окно, босиком, вэтой самой рубашке (на голое тело, разумеется); котелок летит в угол, рубашкападает на пол, героиня распахивает гардероб, чтобы преобразиться в роскошнуюдиву (пурпурное вечернее платье, сверкающие подвески). Зрителю предоставляютсядве приятных возможности: пофантазировать о том, как Кира Найтли загорает накрыше в одной мужской рубашке, спасаясь от солнечного удара при помощифетрового котелка, или пофантазировать о том, как именно Кира Найтли провеланочь, если домой она вернулась босиком, в одной рубашке и в котелке. Припросмотре ролика создается отчетливое впечатление, что героиня выдавала себя замальчика; однако зрителя спешат успокоить, заодно подчеркивая: такое поведениемы можем простить только женщине, способной за двадцать секунд преобразиться вкоролеву бала. Если бы она упорствовала в желании носить мужские рубашки ишляпы, мы бы ее не одобрили: так и до «мартинсов» недалеко.

Интересно, что не только мужские элементы туалета привносят в женскийэротический костюм некоторый элемент угрозы, требующий сглаживания. Сам фактпереодевания женщины в эротический костюм вполне понятным образом нарушаетопределенные гендерные стереотипы; не только явное осознание, но и откровеннаядемонстрация женщиной своего сексуального «я» может вызывать дискомфорт, сообщаясцене элемент угрозы. Женщина оказывается в роли соблазнительницы, сексуальногоагрессора, провокатора, роли, традиционно приписываемые ей и так жетрадиционно порицаемые. Не исключено, что именно из-за этого женскийэротический костюм (и те разновидности мужского эротического костюма, которыепризваны продемонстрировать некоторую женственность носителя) так частосообщает зрителю смешанное ощущение невинности и угрозы, примерно как дитя с пистолетом. Когда модели Victoria’s Secretдемонстрируют очень эротичную, выполненную в ярких цветах коллекцию нижнегобелья Angels, они не только ведут себя на подиумах и снимках какоткровенные сексуальные агрессорши, они подчеркивают свою способностьсоблазнять, склонять, доминировать; однако название коллекции выбрано неслучайно, и за спиной у моделей подрагивают белые ангельские крылья.Безусловно, здесь сознательно сконструирована провокационная игра, но вее рамках ангелы Victoria’s Secretдемонстрируют свою способность к мгновенному преображению: это вызывающее белье всего лишь надетый в шутку костюм, ангел же подлинная сущность.


Тема ношения женщиной эротического костюма как проявления «нескромности» проглядывает и в ситуациях, когда мужчина (или женщина) однозначно предпочитает видеть партнершу в «обыкновенном», а не «сексуальном» белье. Эта тема неприязни к эротическому костюму как таковому может мотивироваться самымиразными способами и иметь самые разные механизмы. Иногда дело в том, какпостроен индивидуальный фетиш, например, игра в «неожиданность», в «неподготовленность»партнерши, в спонтанность, внезапность сексуального контакта может бытьиспорчена, если окажется, что на партнерше надето что-нибудь «специальное».Иногда причина вжелании видеть партнера или партнершу «подлинной» («Сними это, оно какое-тоненастоящее, я тебя в этом не узнаю») и вообще исключить элементискусственности из сексуальных отношений. Иногда речь идет о страхе перед«роскошной женщиной» или об отсутствии интереса к этой категории женщин («Это какая-то картина маслом, а не баба, я не могу это трахать»). Иногда мотивомслужит осуждение эротической одежды как признака развращенности и распущенности(«Мой бывший муж терпеть не мог все эти эротические штучки, говорил, фу, какоеблядство»). Но, так или иначе, каждый из перечисленных мотивов декларирует одинважный факт: эротический костюм выполняет свою роль тогда и только тогда, когдасоблюдается строжайший баланс между чувством безопасности и чувством угрозы, между сексуальной агрессией иконтролем над происходящим, между возможностью вступить на запретную территорию испособностью не переступать некоторую условную черту, одна мысль о приближениик которой вызывает у нас сильный дискомфорт. Иными словами эротический костюм полноценновыполняет свои функции только тогда, когда он безошибочно соотносится не толькос нашими желаниями, но и с нашими страхами.

В предыдущей части статьи мы приводили примеры иобсуждали факты, исходя из предположения, что желания партнеров по сексуальнойактивности находятся в пределах некоторой условной, плохо поддающейсяопределению территории, которую без особых надежд на ясность можно попытатьсяназвать «нормой». Более емким (но не менее расплывчатым) можно считать термин«ваниль», изначально использовавшийся в секс-индустрии для обозначенияпорнофильмов без девиаций какого бы то ни было рода (иными словами романтичныйгетеросексуальный акт между двумя партнерами, в котором основной акцентделается на вагинальную пенетрацию). Однако на практике термины «ваниль»,«норма», «конвенциональный секс» в равной мере ничего не означают: каждыйиндивидуум имеет свой спектр сексуальных стимулов и желаний, каждая пара,группа, сообщество, естественно, по-своему рассматривают норму; то, что дляодних входит в понятие «конвенционального», для других может оказаться вопиющенеприемлемым, неестественным и извращенным. Демаркационная линия между сексом«конвенциональным» и «неконвенциональным» пролегает в наших умах, по извилистымграницам сугубо индивидуальных карт.

Однако вне зависимости от того, какие территориинанесены на карту, каков процент изведанных земель и какими значками размеченыте или иные тропы, каждый из нас четко представляет, где именно располагаетсяминное поле его индивидуальных запретов. И если составить еще одну карту не карту дозволенныхпередвижений, но карту желаний, естественно,выяснится, что минное поле представляет собой особый, зачастую непреодолимыйинтерес для каждого из нас.

Взаимодействие с запретными желаниями, какого бы родаони ни были, одиниз самых сложных аспектов человеческой сексуальности. В равной мере мучительнымоказывается и противодействие сугубо индивидуальным табу, и табу социальным. Впоследнем случае ловушка оказывается по-настоящему опасной: поделиться спартнером правдой о собственном сексуальном интересе к животным, представителямсвоего пола, людям с нетривиальными телесными характеристиками, детям, насилию,тем или иным обычно объектам, не сексуализируемым в рамках нормы (скажем, копределенным предметам мебели, игрушкам, пищевым продуктам, предметам одежды),к особым точкам пространства или особым телесным практикам зачастую означаетвысокий риск потерять его, породить слухи, поставить под угрозу свою репутациюи так далее, и тому подобное. Еще более сложная ситуация часто возникающаянеобходимость отдавать отчет в нетривиальности собственных сексуальныхпристрастий не своему партнеру, но самому себе. Особенно серьезны случаи, когда желания индивидуума (например, стремлениек сексуальному насилию или интерес к несовершеннолетним) идут вразрез не толькос понятиями нормы, но и с буквой закона.

Каждый человек узнает способ получать «то, что нельзя,но очень хочется» пустьв урезанной и ущемленной, но все-таки хоть в какой-то мере, еще ребенком; позже,погружаясь в серьезную взрослую жизнь, мы продолжаем использовать этот метод,но уже не готовы заявлять о нем вслух, да и сами не всегда понимаем, что именноделаем. Этот метод называется «понарошку». Если мы не готовы позволить себеосуществлять или провоцировать сексуальное насилие, если нам претит собственныйинтерес к сексу с животными или инопланетянами, если нам кажется, что здоровыйчеловек не должен предаваться фантазиям о занятиях любовью с пленившей егодикаркой в пещере, застеленной шкурами мамонта, мы и не обязаны признаваться втаких желаниях ни себе, ни тем более партнерам: мы просто можем осуществлять их «понарошку». Возможно,эротическая игра это«метод разнообразить отношения», как любят утверждать авторы глянцевыхжурналов; однако на практике волшебной пылью, способной намертво соединитьраспадающуюся пару, оказывается эффективная сублимация запретного желания,достигаемая в той или иной мере при эротической игре. И поскольку обычно табуили фетиш имеют вполне описываемые характеристики, будь то «детскость» образаили двенадцатисантиметровые каблуки на шпильках, эротический костюм являетсяценнейшим техническим средством для того, чтобы получить хоть малую долюзапретного (или просто «странного») желаемого, естественно, понарошку.

Не существует широко распространенного табу или широкораспространенного фетиша, который не был бы отражен в современном эротическомкостюме. Существуют бесчисленные варианты костюма школьницы ценой от 20 до 400долларов, ине менее бесчисленные варианты костюмов кошечки, лисички, волка и быка спрорезями для гениталий. Приобретение эротического костюма (если он непредназначен для сугубо аутоэротической игры) является безопасным методомкоммуникаций с партнером на темы запретного: если партнер доволен и принимаетигру, бинго! нам повезло, если недоволени отшатывается в сторону ситуациюможно свести к шутке, вернув отношения в безопасную точку и продолжив мучитьсямолча. Эротический костюм используется здесь как метод склонить партнера насвою сторону, убедить его поиграть в интересующую нас игру, даже если сам он неразделяет в полной мере наших вкусов и фетишей: он ведь не обязан так жесерьезно, как мы, относиться к тому, что делается «понарошку».

Еще эффективнее та же система действует, когда речь идетне о коммуникации с другими, а об элементарной рефлексии. Далеко не всякийготов признать, что его до дрожи возбуждают больничная обстановка и медицинскиепроцедуры; в этом, кажется нам, есть что-то нездоровое, не сказать извращенное. Игра же вдоктора или медсестру просто игра, и масштаб этого «просто» напрямую зависит от конкретных характеристиккостюма: чем он наивней и утрированней, чем грубее выполнены его детали, чемусловнее производимое впечатление, тембольше работы приходится на фантазию человека с «медицинским фетишем», темменьшее удовольствие он, возможно, получает, - но тем безопаснее территория, накоторой он находится. На протяжении многих лет цензура Соединенных Штатовсоглашалась, что сексуальная сцена в том или ином фильме не являетсяпорнографической, если каждый из ее участников держит хотя бы одну ногу на полу[20].Эротический костюм в таких ситуациях метод «держать одну ногу на полу», обводить вокруг пальца внутренних цензоров своего и партнера.

Эта техника подмены подлинных фетишей аляповатыми, ноусловно-приемлемыми эротическими костюмами, особенно остро касается ужеупоминавшихся ситуаций, когда запретное желание оказывается не только«извращенным» по некоторой условной мерке, но и противоречащим закону. Одна изсамых ярких и интересных тем здесь темасексуального насилия. Фантазии о сексуальном насилии, в которых фантазирующийявляется объектом, субъектом или, реже, сторонним наблюдателем, считается самойраспространенной ипри этом одной из самых табуированных сексуальных фантазий[21]. В силу этого напряженного соотношения между популярностью и запретом всяобласть эротического костюма и аксессуаров, связанных с темой насилия, поражаетразнообразием, причем не только в воплощении тех или иных аттрибутов, но и всамом подходе к теме. Можно проследить градации от максимально «искусственного» то есть наиболее«понарошечного» подхода,представленного такими костюмами, как «пациентка психбольницы» или«средневековая хозяйка замка, готовая расстегнуть свой пояс верности передсмельчаком, сумевшим вырвать у нее ответ о том, где спрятан ключ», через «условно-похожие»гламурные варианты к простым прагматическим решениям, в которых каждый предмет одежды или аксессуариграет сугубо практическую роль. Кожаная повязка на глаза за 400 евро, хромовыекольца на пенис за 350 евро, ошейники со стразами от Elysia (знаменитой марки,создающей секс-игрушкии работающей на женскую целевую аудиторию), шелковыеповязки на глаза с надписями «Свобода – это право выбрать, чьим рабом ты хочешьбыть» (англ. Freedom is deciding whose slave you want to be) из знаменитого секс-бутика CocoDe Mer[22] играют двойную роль это одновременно методостранения, «оцивилизовывания» собственного брутального и табуированногожелания, форма маскировки насилия под игру, и в то же время зачастуюметод подкупа партнера или партнерши, причем ценность такому подкупу придает нестолько буквальная стоимость предлагаемых предметов, сколько их крайняяцивилизованность, модность, гламурность, превращающая идею приковатьнасторожившегося партнера или партнершу наручниками к горячей батарее в почтисветское развлечение. Зачастую методом остранения D/s[23] - желаний и реализациифантазий подобного рода служит костюмная игра, в которой само распределениеролей подразумевает доминирование со стороны одного партнера и подчинение со стороны другого (скажем,игра в лорда и служанку или в жителей планеты Гор[24]): здесь само согласие на игру со стороны партнера означает согласие наопределенные действия, костюм же помогает делать вид, что ничего, выходящего запределы «нормы», здесь не происходит. В выборе между удовлетворением желания исохранением приличий специальные костюм и аксессуары помогают оставаться настороне приличий; но покупатели, приобретающие в Coc DeMer«шелковую веревку для связывания» за 65 евро и кляп за 129 евро, скорее всего,предпочли бы обойтись куском пеньки и туго скрученным шерстяным носком. Когда запретной или невполне приемлемой частью эротической фантазии является не образ действия, аобъект сексуального желания, костюм действует еще проще: монахиня, старушка,маленькая девочка, эти образы создаются при помощи соответствующего костюма сбольшей или меньшей точностью.

Нарушение правил «игры в игру», то есть игры в девиацию,подменяющей собой желанное девиантное поведение, караются весьма жестко:человек, нарушивший правила игры, рискует, как минимум, вызвать вспышкунедовольства у партнера; как максимум– получить вызов в суд и стать объектомобщественного остракизма. Применительно к эротическому костюму действие этогожестокого механизма когда-то испытала на себе команда американского журнала Bizarre,возглавляемого в 1942-1945 годах[25] Джоном Уилли[26], одним изпервых дизайнеров фетишистского эротического костюма в истории моды. Авторы ииллюстраторы Bizarre, чьи работы до сих пор лежат в основе огромного числасовременных эротических одежд и аксессуаров, отказались от кокетливой игры,принятой в те годы в эротических и порнографических журналах и стали работать сфетишем как с нормой, с прямым допущением. Несмотря на ироничность стиля икомментариев к изображением, на нереалистичность представляемых сцен иутрированность персонажей, Уилли и его команда стали предъявлять фетишистскийкостюм как осознанно надетый носителем, как заявку с его стороны. На фонепринятых в тогдашней эротической прессе стыдливых сцен, где любой ненормативныйакт мог подаваться как «случайно происшедший» или «ненароком подсмотренный»,работы, публикуемые в Bizarre (и смотрящиеся в наши днитрогательно и наивно) были крайне серьезной заявкой касательно демонстрациисексуального «я» в том числе девиантного сексуального «я» при помощи костюма.Именно работы Уилли, Клоу[27], Стентона[28] сделалиэротический костюм самостоятельным предметом обсуждения и самостоятельнымобъектом моды, отличным от нижнего белья как такового.

Кстати, именно пародийность и ироничность подачиматериалов в Bizarre (а также в его духовном наследнике журнале Hustler[29] и в других изданияхжурналах такого рода) способствовала распространению идей и визуальных образов,создаваемых сотрудниками, точно так же, какзвериная (почти в буквальном смысле слова) серьезность ряда фетишистскихжурналов отпугивает от них потребителей. Бизарровские «дамочки в беде» и«жестокие госпожи» в костюмах для верховой езды, лопающихся на могучих бюстах,были достаточно эротичными, чтобы возбуждать желание, и достаточно комичными,чтобы вновь срабатывал трюк с остранением: читатель имел возможность говоритьсебе, что он смотрит на эти (зачастую весьма жесткие) сцены не потому, что егоинтересует подчинение, насилие, групповой секс и другие демонстрируемыедевиации, а потому, что он просто любит хорошую шутку.

Ирония, всегда являющаяся механизмом построения смысловойдистанции, в том числе в языке костюма, зачастую оказывается совершенно необходимой, когда речь идет окостюме эротическом. Безусловно, любой костюм может трактоваться какиронический или как крайне серьезный: эротический костюм под Гарри Поттера можетвосприниматься партнерами со смехом или с мелодраматической серьезностью, свойственной сагеДжоан Роулинг. Мужские трусы с хоботом, куда вкладывается пенис, и сослоновьими ушами по бокам, могут восприниматься партнершей как очаровательносмешные или как оскорбительные. «Патриотические» костюмы, то есть костюмы спатриотической символикой, весьма популярные, например, в США, могутвосприниматься с иронией или быть частью напряженной эротической ролевой игры, например, в «спасение»или «завоевание». Однако именно ирония зачастую позволяет нам контролироватьграницы игры, регулировать степень нашей открытости перед партнером и ту меру собственногопотаенного, а возможно и запретного желания, для сублимации (или дажереализации) которого служит нам эротический костюм. И уж, безусловно, толькоспособность к восприятию иронии позволяет нам иногда делать эротический костюмчастью костюма повседневного.

Тонкая полоска чулка на секунду выглядывала на свет божий из-под вороха нижних юбок ипозволяла особо талантливым поручикам судить о красоте всего тела, скрытого отглаз кринолинами и палантинами. Кружевной верх чулка случайно демонстрируетсяпартнеру по танцам, когда подол мини-юбки поднимается чуть выше положенного вовремя дискотеки в ночном клубе. Очевидно, ни в какие времена «верхняя» одежда и«нижняя» одежда не вели подлинно раздельную жизнь. Разные элементы мужского иженского платья временами переходили из категории «белья» в категорию «одежды»и наоборот, но даже те части костюма, которые и сегодня продолжают сохранятьсвою однозначную принадлежность к сфере интимного, нередко играют самуюзначительную роль в построении современного костюма.

Простейшийпример использования «невидимого», интимного слоя одежды как видимого – белье,надеваемое под откровенно прозрачную «повседневную» одежду (чаще блузы и топы, реже юбки и брюки). Такоебелье обычно можно смело причислять к эротическому: оно подчеркнуто декоративнои явно предназначено для того, чтобы бросаться в глаза. Интересно, что обычнотакое белье не бывает вызывающим, в противном случае создавался бы противоречивый,смущающий носительницу элемент наготы, костюм приобретал бы иной акцент: не «япозволяю вам видеть, что у меня под блузкой», а «я для проформы надела этупрозрачную штуку поверх моего суперэротичного лифчика». Последнее высказывание,кстати, бывает уместным и желанным, например, при походах в некоторые ночные клубы. Болеетого, - нарочитая демонстрация нижнего белья, его обыгрывание в качествеэлемента повседневного костюма на протяжении почти тридцати лет является расхожим дизайнерским приемом, порождающимкогда более, а когда и менее интересные результаты.

Самымпростым методом использования этого приема можно считать underwear out ношение «нижней одежды»вместо «верхней одежды» или прямо поверх нее. Корсеты в качестве топовпоявляются в нескольких коллекциях примерно раз в год; протестныедевочки-подростки носили лифчики поверх футболок в начале девяностых, очевидно, под влияниемзнаменитого бюстье от Жан-Поля Готье, в котором Мадонна выступала в 1990-м году(этот удивительный артефакт соединил в себе рестриктивную жесткость корсета иконическую форму грудей, одновременно угрожающую и ностальгическиотсылающую к белью сороковых-пятидесятых годов). Дизайнеры, желающие не простовытащить underwear out, но и обыграть его,крепят к наружной стороне юбок ватные подушечки, при помощи которыхвикторианские леди увеличивали слишком худые ягодицы, или, как в текущемсезоне, превращают сверхширокие пояса в полноценные корсеты, подпирающие грудьи стягивающие талию поверх свободных платьев, точно так, как сто слишним лет назад подпирали грудь и стягивали талию поверх свободной нательнойсорочки.

Другим вектором сближения эротической и повседневной одежды становится использованиематериалов и тканей, на протяжении долгого времени ассоциировавшихся только сприватным гардеробом, для создания повседневного костюма. В течение последнихтрех-четырех сезонов такая метаморфоза произошла с атласом, с середины 1980-хшедшим почти исключительно на гламурные пижамы. До этого, примерно в серединедевяностых, произошел «кружевной бум», на короткий срок сделавший кружевныетопы, брюки, вставки на джинсах приемлемыми и популярными. В конце девяностыхлатекс и бифлекс, до этого ассоциировавшиеся с эротическим бельем и с костюмамипредставителей BDSM-культуры, стали распространенным материалом, из которогоне шилась разве что обувь. Последний сезон зима-осень легитимировал? винил вкачестве сырья для пошива не только пальто, но и топов, брюк и платьев,перекочевавших из секс-шопов на ведущие подиумы мира.

По мере того, как человечество налаживает утерянный за многовеков излишнего пуританства контакт с собственной телесностью, грань между«эротическим» и «повседневным» костюмом становится более зыбкой, разделявшая ихкогда-то стена дает новые бреши с каждым сезоном. Красное пластиковое бюстье,созданное Иссеем Мияке в 1983 году и в точности повторяющее формы женскоготела, уже упоминавшийся топ-корсет Мадонны от Ж.-П. Готье, шорты-стринги АлексаЗаботто-Бентли не столько демонстириуют нам способность эротической одеждыпревращаться в одежду повседневную, сколько настоятельно намекают на необходимотьпересмотреть саму постановку вопроса, с которого мы начинали нашу статью:действительно ли есть смысл разделять современный костюм на повседневный иэротический, на самом ли деле наша телесность и наша сексуальность требуюттакой жесткой маркировки момента, когда социальное «я» подменяется сексуальным«я», и не окажется ли со временем, что для этого существуют куда более тонкиемеханизмы, чем весь этот в общем-то скучный маскарад.

Hooper 2006: Hooper Anne. Sex Play. N.Y., 2006

Weisman 2003: Weisman Rosalind. Queen Bees and Wannabes: Helping Your Daughter Survive Cliques, Gossip, Boyfriends, and OtherRealities of Adolescence. N.Y., 2003.

Amy Butler Greenfield. A Perfect Red: Empire, Espionage, and the Quest for the Color of Desire. N.Y.: Harper Perennial, 2006.

[1] «Она была Ло, просто Ло, по утрам, ростом в пять футов (без двух вершков и водном носке)». – Владимир Набоков, «Лолита», ч. 1. «Азбука-классика» 2003, стр.31
[2] BDSM аббревиатура от Bondage, Discipline, Submission, Domination понятие, условно маркирующее сексуальные практики, связанные в нашем понимании с насилием/подчинением.
[3] В 1954 годужурналист задал Мерилин Монро вопрос о том, что она надевает в постель. Монроответила: «Пять капель Chanel No.5».
[4] Screwdriver подразумеваетодну порцию водки на две порции апельсинового сока, Drivescrewer одну порциюапельсинового сока на две порции водки. Соответственно, коктейли имеют разныецвет, вкус и текстуру и производят довольно разное действие.
[5] Wiseman, R. (2002). Queen Bees andWannabees. New York, NY: Crown Publishers. Буквально заглавие книгипереводится как «Королева улья и подражательницы»; подразумевается самаяпопулярная девушка в классе, группе или другой подростковой среде имногочисленные подражательницы, стремящиеся привлечь ее внимание и завоевать еедружбу.
[6] Фильм Mean Girls (реж.Марк Уотерс, в русском прокате – «Дрянные девчонки») рассказывает онаивной девушке, выросшей в Африке, переехавшей с родителями в США иоказавшейся в джунглях американской школы.
[7] «Отделайплеткой», англ.
[8] Букв.«бюстгальтер, который можно сорвать».
[9] Здесь авторстатьи столкнулся с неизбежной сложностью перевода англ. понятий kinky и cute.
[10] Английскоеслово code, вошедшее всостав выражения дресс-код, по смыслу ближе всего к русскому «кодекс».
[11] Героиняфильма «Дневник Бриджит Джонс» (Bridget Jones's Diary, 2001) и последовавшихпродолжений..
[12]Фаллоимитатор, закрепленный ремнями в области паха.
[13] От англ. vanilla «ваниль» термин, изначальноиспользовавшийся в порноиндустрии для обозначения сцен «конвенциональногосекса», впоследствии ставший обозначать «конвенциональный секс» в целом;использование этого термина нередко подвергается резкой критике как со сторонытеоретиков, так и со стороны представителей BDSM-культуры, в том числе за неопределенность.
[14] Sylvie Monthule дизайнер эротическихукрашений, Шампиньи, Франция; http://www.sylvie-monthule.com
[15] Исполнитель песни Джо Кокер (Joe Cocker), 1986. Песня начинается словами:
Baby, take off your coat real slow
Baby, take off your shoes,
I'll take your shoes.
Baby, take off your dress,
Yes, yes, yes.
Далее следует рефрен: «You can leave your hat on».
(Условный подстрочник: «Детка, медленно-медленно снимипальто; сними туфли, - нет, я сниму с тебя туфли; сними платье, - да, да, да.Шляпу можешь оставить.»)
[16] French maid, «горничная-француженка» распространенныйна Западе эротический костюм, в который обычно входит маленькое черное платье,белый фартук, белая наколка и черные чулки; возможны дополнительные аксессуары,обычно  метелкадля смахивания пыли, используемая как секс-игрушка.
[17] Интересно,что в России и еще в некоторых странах, где фартук входил или по-прежнемувходит в обязательную школьную форму, hadaka-apron-фетишиногда смыкается с пластом «возрастных» фетишей разного рода.
[18] См., например: AmyButler Greenfield. A Perfect Red: Empire, Espionage, and the Quest for theColor of Desire. N.Y.: Harper Perennial, 2006.
[19] Букв. «Ух,я чувствую себя женщиной!»; каламбур строится на том, что междометие «man» также означает«мужчина».
[20] В марте1930 года особая комиссия, возглавляемая Уиллом Хейзом, главой Ассоциациипродюсеров и дистрибьюторов кинофильмов, создала регулирующий документ подназванием A Code to Govern the Making of Talking,Synchronized and Silent Motion Pictures(«Свод правил для регулирования создания немых, говорящих и синхронизированныхфильмов»). Среди прочих требований, в данном документе говорилось, что если«мужчина и женщина одновременно лежат в постели», то хотя бы одна нога одногоиз партнеров должна постоянно находиться на полу.
[21]Популярность фантазий о насилии.
[22] Сеть элитных секс-бутиков в США и Европе.
[23] D/s Domination/submission («Доминирование/подчинение») условное обозначение соответствующих сексуальных отношений.
[24] Жители планетыГор, описанной Джоном Норманом в серии из двадцати шести романов (первый вышелв 1967 году), соблюдают строжайшую гендерную субординацию: женщины фактическиявляются сексуальными рабынями мужчин. Терминологически и эстетически работыНормана оказали очень значительное влияние на BDSM-культуру.
[25] Bizarre Fetish Magazine,1946-1959.
[26] Джон Александр СкоттКоутс, более известный под псевдонимом Джон Уилли (John Willie,1902-1962), был одним из первых знаменитых фетиш-фотографов, художником,уделявшим большое внимание темам сексуального насилия, дизайнеров костюма,иллюстратором и издателем журнала Bizzare.
[27] Ирвин Клоу(Irving Klaw,1910-1966) американскийфотограф, издатель, режиссер и кинопродюсер, специализировавшийся наэротическом и фетишистском контенте.
[28] ЭрикСтентон (Eric Stanton,1926-1999) американскийхудожник, комиксист, карикатурист и иллюстратор, специализировавшийся наэротическом и фетишистском контенте.
[29] Hustler эротико-порнографическийжурнал, издающийся в США с 1974 года. Его основателем был Ларри Флинт.
[30] Буквально«белье наружу», angl.